Контур | 2025-07-16

Владислав Калугин когда-то вел людей в бой на войне России в Украине. Сегодня он сидит в тесной квартире в Костроме, обучаясь 3D-моделированию и цепляясь за малооплачиваемую работу по созданию цифровых копий многоквартирных домов. Его история недавно прозвучала в передаче «Будем жить», государственной телевизионной программе, призванной реабилитировать ветеранов российской войны, — по крайней мере, в глазах общественности.

Но Калугин — часть более масштабной и тревожной реальности: растущего числа закаленных в боях мужчин, которых российское общество не хочет принимать обратно. Несмотря на попытки Кремля выставить этих людей символами патриотизма, работодатели и государственные учреждения тихо, но ясно обозначили свою позицию.

Ветеранам так называемой «специальной военной операции» (СВО) не рады на должностях, где требуется общественное доверие: ни в школах, ни рядом с детьми, ни в какой-либо другой роли, требующей контроля над эмоциями.

Однако за кулисами некоторые законодатели пытаются изменить ситуацию.

Планируемое трудоустройство в школы

В марте законодатели Ханты-Мансийского автономного округа (Югры) предложили смягчить квалификационные требования, чтобы ветераны СВО могли работать в школах, — даже те, у кого нет опыта преподавания.

Предложение предусматривает привлечение ветеранов в качестве преподавателей «Основ безопасности и защиты Родины» — нового предмета, заменившего стандартную российскую программу обучения основам безопасности жизнедеятельности (ОБЖ).

«Мы предлагаем внести изменения, предусматривающие возможность трудоустройства в образовательные организации преподавателями-организаторами основ безопасности и защиты Родины ветеранов боевых действий», — говорит вице-спикер Госдумы Наталья Западнова, слова которой приводит агентство «ФедералПресс».

В предложении указаны лишь минимальные требования: год военной службы, базовая профессиональная переподготовка и возможность преподавать без стажа работы.

«Это будет способствовать трудоустройству участников СВО, которые возвращаются, и их скорейшей социализации», — утверждает спикер регионального парламента Югры Борис Хохряков.

Однако эта инициатива идет вразрез с тенденцией, наблюдаемой по всей России. Несмотря на то, что государство всячески превозносит ветеранов, работодатели неохотно их нанимают.

Линия фронта и насилие в семье

В феврале независимое издание «Верстка» сообщило, что жертвами вернувшихся ветеранов стали более 750 российских гражданских лиц. По меньшей мере 378 человек были убиты и 376 получили серьезные травмы. Среди упомянутых ветеранов — как помилованные заключенные, так и рядовые военнослужащие. Треть жертв — женщины и девочки. Большинство случаев насилия происходит дома и часто связано с алкоголем или наркотиками.

Реальная цифра, скорее всего, гораздо выше. Государственные органы не публикуют решения судов, касающиеся ветеранов СВО, поэтому журналисты вынуждены собирать неполную статистику из разрозненных общедоступных записей.

«У [российских] солдат, вернувшихся из Украины, развиваются симптомы гипервозбудимости, агрессии, эмоционального онемения, а также реакций “бей или беги”, которые легко переходят в насилие, — отметил в интервью «Контуру» в апреле аналитик в области политической психологии Бобоёр Тураев. — Многократное участие в убийствах и насилии приводит к снижению моральных барьеров».

Опасность носит общенациональный характер. По данным «Русской службы Би-би-си» за июнь прошлого года, на фронт отправились более 200 тысяч российских заключенных.

Многие из них возвращаются со снятыми судимостями, отбыв наказание на войне.

Теперь Кремль пытается помочь им тихо интегрироваться в гражданскую жизнь при ограниченном надзоре и практически полном отсутствии подотчетности.

Половина остается без работы

Однако интегрировать этих ветеранов оказалось непросто.

По словам вице-премьера Татьяны Голиковой, по состоянию на 1 мая трудоустроено лишь 57% демобилизованных ветеранов с Украины.

Из них около 80% заключили официальные трудовые договоры; остальные зарегистрировались как фрилансеры или самозанятые.

Правительство разработало план действий по решению этой проблемы, заявил в июне премьер-министр Михаил Мишустин. По его словам, цель состоит в том, чтобы помочь ветеранам «не просто найти работу, но и нарастить уровень своих навыков и компетенций или даже получить новую профессию».

Но эти обещания во многом носят теоретический характер. Большинство реальных объявлений о вакансиях — например, в банке вакансий для ветеранов Челябинской области, — связаны со строительством, частной охраной или низкоквалифицированной работой на производстве. Но даже там текучка кадров высокая.

Алексей, 29-летний ветеран из Екатеринбурга, в феврале рассказал агентству «ФедералПресс», что страдает от хронических болей и психологического выгорания.

«Я протяну максимум два-три месяца. Потом уйду. Но мне нужно детей кормить». Его жена переквалифицировалась в офис-менеджера, чтобы содержать семью.

Те немногие ветераны, которым удается найти работу, как правило, устраиваются на должности, не требующие взаимодействия с публикой: водителями службы доставки, в строительные бригады, на удаленную офисную работу. Должности, на которых они несут ответственность за учеников, — исключение, а не правило.

Состояние терпимости, но не доверия

«Здесь чрезвычайно важен психологический фактор. Мы понимаем, что у большого числа мужчин наблюдаются определенные синдромы ... то, что мы видели после первой и второй чеченских войн. Но это требует тщательного отбора и понимания: двух абсолютно одинаковых сотрудников не бывает», — заявил в июне изданию RTVI аналитик по вопросам безопасности Петр Фефелов.

И все же в некоторых случаях ветеранов не просто пускают в школы — их там чествуют.

По данным ТАСС, более 200 школ теперь носят имена ветеранов СВО. Некоторые ветераны сработают инструкторами или руководят «военно-патриотическими клубами», цель которых — воспитание преданности к государству и знакомство с военной доктриной.

«Это профанация тех ценностей, на которых должна строиться система образования и воспитания, — сообщила «Контуру» в апреле журналист Сабохат Рахмонова. — Присваивать школам имена агрессоров — настоящее кощунство».

Между тем суды регулярно учитывают военную службу как смягчающее обстоятельство при вынесении приговора. Ветеранам, обвиняемым в преступлениях, часто назначают более мягкие наказания или не назначают их вообще.

В марте Госдума поддержала законопроект, позволяющий ветеранам СВО списывать долги на сумму до 1 млн рублей (12 808 долл. США) без суда при условии предоставления ими доказательств участия в боевых действиях.

На национальном уровне такие шоу, как «Будем жить», пытаются представить ветеранов успешно возвращающимися в общество. Их трудности исчезают благодаря правильной переподготовке, правильному наставнику, правильной работе. Но эти истории — тщательно отобранные исключения.

В действительности Россия сталкивается с последствиями собственной войны. Что бы ни утверждал Кремль, российское общество воспринимает ветеранов вторжения как угрозу, а не как героев.