AFP | 2025-12-22

Богдан Левчиков, в бейсболке и с пушком над губой, мог бы сойти за обычного подростка в любой точке мира, если бы не был живым воплощением трагедии, постигшей поколение молодых украинцев после почти четырех лет войны.

Его отец Станислав, кадровый военный, погиб при обороне Харькова, второго по величине города страны, спустя всего несколько недель после вторжения России в 2022 году. Помимо всего, что им пришлось пережить, у его 50-летней матери по имени Ирина недавно обнаружили рак матки третьей стадии.

У Богдана больше не осталось ни одного сверстника в родном городе Балаклее, истерзанном войной. Город был оккупирован российскими войсками с марта по сентябрь 2022 года. Позже украинские войска его освободили, но, расположенный в 70 километрах от фронта, город все еще регулярно подвергается обстрелам.

«Мы с мамой вернулись через несколько дней после освобождения города. Детей не осталось, магазины закрыты, вообще ничего», — вспоминает он. Лишь малая часть из 26 000 довоенного населения потянулась обратно, и большинство из них — старики.

Скейт-парк и берега реки Балаклейки, где раньше собиралась молодежь, были заминированы при оккупации. С тех пор их разминировали, но «ходят слухи, что там все еще не безопасно», сказал 15-летний Богдан.

Богдан учится исключительно онлайн, с перерывами по сигналам воздушной тревоги. Девять лестничных пролетов вниз, в подвал, не по силам его больной матери. Поэтому они кладут матрас в небольшой прихожей, единственной комнате без окон в их квартире.

«Мы привыкли справляться сами. Мы — сплоченная команда», — улыбнулся Богдан.

«Это не только Богдан. Все дети как-то быстро адаптировались, — говорит его мать. — Это поколение — я не знаю, что и думать о них...»

Она не единственная, кто задается вопросом, что война сделала с детьми Украины.

Почти миллион молодых украинцев по-прежнему живут в условиях бесконечной изоляции, занимаясь онлайн либо по всем предметам, либо частично. Сначала в марте 2020 года началась пандемия, затем было вторжение — шесть лет, в течение которых они проводили большую часть времени за семейным компьютером, занимаясь учебой и развлекаясь.

Эта изоляция особенно ощущается в Харьковской области, граничащей с Россией, которая ежедневно подвергается атакам.

Несколько баров и ресторанов работают до 23:00, когда наступает комендантский час, а затем — ночь с неизбежными атаками российских дронов и ракет. Утром доносятся звуки работы волонтеров, которые ремонтируют все, что удается сохранить.

По данным украинского правительственного сайта saveschools.in.ua, в регионе было разрушено или повреждено 843 учебных заведения, что составляет пятую часть от общего числа по стране.

Расследовательский сайт Bellingcat — вместе с журналистами AFP из Киева и Парижа, подготовившими этот материал, — собрал в соцсетях более 100 видео- и фотосвидетельств о российских ударах по учебным заведениям или молодежным центрам досуга в Харькове и его окрестностях, либо вблизи от них.

Дети плакали, когда их эвакуировали из детского сада в центре города после атаки 22 октября.

«Мы сейчас найдем твою маму», — говорил спасатель маленькой девочке, вынося ее из дыма и обломков, как видно на полицейском видео.

Школы под землей

Все больше и больше детей посещают подземные школы в городе. Евангелина Тутурико ходит в одну из них с сентября. В подземной школе на глубине нескольких метров полностью отсутствует естественное освещение.

«Мне здесь очень нравится, — говорит долговязый 14-летний подросток, — теперь я снова могу вживую общаться с одноклассниками».

По иронии судьбы, Евангелине пришлось пересечь всю Европу, чтобы «познакомиться с большинством нынешних друзей» в Харькове: их пригласили в «восстановительную поездку», организованную мэрией города Лилль на севере Франции, чтобы дать украинским детям почувствовать вкус нормальной жизни.

До конца года в Харькове будут открыты 10 подземных школ, сообщили в мэрии города.

Приоритет отдается классам, в которых большинство детей находились в Харькове во время самых ожесточенных боев в начале вторжения, когда российские войска продвинулись в пригороды города. Около 70% детей города были эвакуированы в то или иное время за границу или на запад Украины.

Дети проводят в подвалах только половину учебного дня, чтобы освободить место другим, а остальные занятия проходят онлайн.

Школа, которую посетила AFP, была построена в соответствие со стандартами ядерного убежища и имела тяжелую бронированную дверь. «Мы, вероятно, одно из самых безопасных убежищ во всей Украине», — с гордостью сказала ее директор Наталья Теплова.

«Дети сходят с ума»

Все спортивные занятия на открытом воздухе запрещены в школах Харьковской области из-за опасений российских ударов. Но за стенами школы ситуация немного более расплывчатая.

«Официальные соревнования запрещены, но мы не являемся государственной организацией, поэтому как-то справляемся сами», — сказал футбольный тренер и бывший военный Александр Андрущенко, подбадривая своих юных игроков.

Небольшая группа тепло одетых родителей на скамейках, «понимает, что их дети совсем не развились (в спортивном плане) за годы Covid-пандемии. И что для них лучше играть в футбол,.. чем сидеть, прилипнув к своим телефонам», — сказал он.

Внутри крупнейшего плавательного комплекса Харькова педагог Аюна Морозова соглашается: «Нельзя жить в постоянном страхе».

Огромное здание в брутальном стиле советской эпохи было закрыто после двух сильных ударов в марте 2022 года, а затем вновь открыто в мае 2024 года. Теперь, когда окна вылетают от ударных волн взрывов неподалеку, их просто забивают фанерой или пластиком.

«Вода и плавание лечат все», — твердо убеждена Морозова. «Сначала два года Covid, потом четыре года войны — дети сходят с ума», — сказала она. Сейчас в комплексе также есть помещение для водной терапии для военных с ампутированными конечностями.

Огненно-рыжие волосы и приветливые манеры Аюны полностью соответствуют ее имени татарского происхождения, которое означает «Большая Медведица». Но, как и у почти всех, с кем довелось встретиться журналистам AFP, раны войны быстро проявляются. В 2022 году она оказалась погребена под завалами после авиаудара по общественному зданию. «Мне до сих пор снятся кошмары, — говорит она. — Я избегаю замкнутых пространств и лифтов. И да, я обращалась к психологу».

Украина не располагает ресурсами для оценки воздействия войны на молодежь.

«Нам не хватает психологов», — признала Оксана Збитнева, руководитель государственного Координационного центра по психическому здоровью. Чтобы восполнить этот дефицит, «130 000 медицинских работников первой линии — медсестер, педиатров, семейных врачей — прошли обучение по вопросам психического здоровья, сертифицированное Всемирной организацией здравоохранения», — сообщила она.

В то время как «некоторые страны строили свои системы (психического здоровья) по 50 лет, мы начали последними из-за нашего советского наследия», — добавила она.

По словам министра социальной политики Дениса Улютина, правительство уже открыло по всей стране 326 «центров жизнестойкости» для детей и родителей, а в следующем году должно быть построено «еще 300».

«Селфхарм»

Когда журналисты AFP встретились с психологом Мариной Дудник среди подсолнуховых полей в Хорошево, что в 15 километрах к югу от Харькова, она только закончила трехчасовое игровое занятие. В нем участвовали около 50 детей в возрасте от шести до одиннадцати лет — Марина учила их выражать свои чувства.

Пока ее команда упаковывала бронежилеты, носить которые требует протокол безопасности, она сказала: «Война оказала колоссальное влияние на эмоциональное состояние молодежи, мы все живем под постоянным стрессом».

В своем кабинете она постоянно слышит о «сильном страхе и тревоге у детей... Подростки же страдают от самоповреждений и суицидальных мыслей».

50-летняя Дудник, работающая в украинской благотворительной организации «Голоса детей», и сама носит в себе раны войны. Она бежала из родного Мариуполя, который был оккупирован российскими войсками после жестокой осады. «У нас больше нет дома, ничего не осталось. Все было разрушено».

У некоторых подростков выработалось нечто вроде эмоциональной брони. Илья Исаев негодовал, когда его семье пришлось спасаться от войны, уехав в Россию. Месяцы, проведенные там до возвращения домой, лишь укрепили его убеждения как украинского националиста.

Худощавый 18-летний парень со стальными голубыми глазами называет себя одним из харьковских лидеров ультранационалистической группировки «Права молодь» («Правая молодежь».)

Мы познакомились с ним во время занятий: он обучал группу молодых людей управлению военными дронами — это его специальность.

«Трудные времена делают людей сильнее. Наша эпоха рождает сильных людей, которые построят прекрасную страну», — заявил он.

Для Константина Косика все не так просто: он вынужден принимать лекарства от тиков, обмороков и мигреней.

«Я постоянно нервничаю, на взводе. Это все из-за войны. Она страшно бьет по моему здоровью, — говорит бородатый 18-летний парень, одетый во все черное.

Константин родом из Донецкой области, которую раздирают боевые действия еще с 2014 года, когда начался мятеж сепаратистов, поддерживаемых Россией. Он вырос в Авдеевке — городе-мученике, ныне в руинах, который перешел под контроль российских войск после долгих месяцев изнурительных боев.

«Я узнал, что такое война с шести лет. Поначалу мальчишке все было очень интересно: танки, солдаты, автоматы. Но когда я повзрослел, чтобы все понимать, веселья сильно поубавилось», — сказал он.

Он неделями прятался в подвале своего дома, содрогавшегося от взрывов; вокруг не осталось ни одного соседа.

«В каком-то смысле это меня закалило. Но я бы предпочел обычное детство, с друзьями и радостью», — сказал он. Его комнату украшает большая картина с изображением родного города.

«Они продолжают мечтать»

Как и большинство из почти четырех миллионов внутренних переселенцев в Украине, семья Константина живет на грани выживания. Они снимают дом без отопления в Ирпене под Киевом. Мать Константина целыми днями ухаживает за его прикованным к постели отчимом, который перенес серию сердечных приступов, связанных с конфликтом.

Константин гордится тем, что изучает международное право в университете Ирпеня. Несмотря на свой ломаный английский, он хочет иметь возможность работать в сфере «защиты прав человека, в Украине или в любой другой точке мира».

Исследователи ВОЗ, опросившие в конце 2023 года 24 000 украинцев в возрасте от 11 до 17 лет, обнаружили «ухудшение психологического благополучия» и «значительное» снижение уровня счастья, которое они испытывают.

Но в то же время был отмечен «довольно высокий уровень жизнестойкости... перед лицом военных невзгод».

Ситуация такова, что согласно августовскому докладу ЮНИСЕФ, экзамены вызывают у них больше стресса, чем сирены воздушной тревоги. Это, как отмечается в исследовании, «вызывает тревогу и свидетельствует о том, что для многих детей война стала частью повседневной жизни».

«Дети потеряли родителей, друзей, они спят в бомбоубежищах, — сказал министр социальной политики Улютин. — И все же они продолжают жить, продолжают мечтать».

Когда Богдан, подросток из Балаклеи, не рисует, он играет и общается со своими «новыми друзьями» — и все они в сети. Он проводит много времени в чатах с девушкой по имени Лана, с которой у него «много общего».

У Богдана тоже есть мечта: «Я очень хочу встретиться с Ланой. Я говорил об этом с мамой. Может быть, наши родители смогут что-то придумать». Но Лана живет в Днепре, более чем в 400 километрах к юго-востоку. В условиях войны, это другой мир.

Тем временем 17 ноября Балаклея подверглась очередному удару, в результате которого погибли три человека, — всего в 300 метрах от дома Богдана.