Екатерина Джанашия | 2025-09-25

Три с лишним года Кремль пытается связать воедино патриотизм, армейскую службу, верность и традиционные ценности . Однако у многих юных россиян этот государственный посыл не находит поддержки.

Война в Украине коснулась всех сторон российской жизни, от школ и работы до семейных застолий. Но разрыв между поколениями стал особенно заметен. Пока государственное телевидение преподносит вторжение как патриотический долг, немало юных россиян, не привлекая внимания, дистанцируются от официальной линии. И по этой линии проходит раскол, который может повлиять на будущее страны.

«Контур» поговорил с тремя молодыми людьми, чьи жизни перекроила война. Имена изменены в целях безопасности героев интервью.

«Будто чья-то шутка»

Соне, 20-летней студентке из Санкт-Петербурга, первые месяцы войны казались чем-то нереальным.

«Это было как будто бы чьей-то шуткой. Я не верила, что в наше время правда может такое происходить. Страшно. За себя, за близких, за чужих, за будущее», — рассказывает она.

С тех пор этот страх не покидал ее никогда. Напротив, он стал чем-то перманентным, к чему Соня была вынуждена привыкать. Она, в отличие от многих сверстников, не уехала из России, но из ее жизни исчезли многие радости: санкции сделали практически невозможными путешествия, взлетели цены, измельчал культурный ландшафт — любимые музыканты и артисты разъехались из страны.

«Я поняла, что война коснулась меня куда сильнее, чем мне раньше казалось. Любимые артисты уехали, радости в прямом смысле стало меньше», — говорит Соня.

Эти переживания сейчас распространены. Молодые мужчины опасаются призыва , а девушки столкнулись с давлением другого плана: государство видит в них матерей будущих солдат и хранительниц традиций .

Для таких студентов, как Соня, частые отъезды невозможны. Тут и финансы, и семейные связи, и нелегкие маршруты. Все это привязывает молодых к стране, которая год от года становится все более закрытой.

Жизнь в изгнании

Тридцатидвухлетний Андрей в детстве едва ли не каждое лето проводил у родственников в Украине. С тех пор, как началось вторжение, украинские родственники прекратили всякое общение с Андреем и его семьей.

«Поэтому трагедия войны для меня ощущается очень лично», — признается он.

Вскоре после того, как в 2022 году российский президент Владимир Путин объявил «частичную мобилизацию», Андрей уехал из Москвы в Тбилиси. Этот шаг стоил ему карьеры и финансовой стабильности. Новая профессия приносит меньше денег, но гораздо большие потери он связывает с политикой.

«Когда я жил в Москве, мог ходить на митинги, донатить правозащитницам. Здесь я бессилен», — сказал он.

Его девушке Ирине 24 года. К Андрею она приехала через год. В Украине живут друзья ее семьи.

«Они все еще там, не могут выехать. Мы знаем, что они живы и здоровы, и это самое главное, но, к сожалению, общение с их стороны больше не поддерживается», — сетует Ирина.

Жизнь за границей принесла свои трудности, однако сформировала и новые связи: независимые информационные редакции, небольшие неправительственные организации и круг противников войны и российского режима, которые стараются сохранить хоть немногое из той общественной жизни, что когда-то была на родине.

Для Андрея и Ирины за границей важнее не материальный комфорт, а верность себе и своим убеждениям.

«Удается обходиться тем, что есть, намного больше переживаний приносит ощущение полного бессилия», — признается Андрей.

Машина пропаганды

Соня была еще школьницей, когда началась война. Она помнит, как мгновенно изменилась атмосфера.

«Когда я пришла в школу, к нам зашла завуч с ликованием. Я только тогда поняла, что не для всех людей война — это ужас, для кого-то это правда “праздник”», — вспоминает девушка.

К тому времени, когда она поступила в институт, пропаганда стала еще более навязчивой .

«Телевизионные шоу, музыка, новости, реклама... Везде меня пытаются убедить, что война — это хорошо», — говорит Соня.

Ирина видела то же самое в одном из театральных вузов, где она училась. Там внезапно появились новые обязательные лекции. На одной из них незнакомый мужчина в темном костюме выяснял у студентов, какой им видится их «гражданская роль», и как они относятся к «специальной военной операции»

«Завязались дискуссии, но он довольно быстро их гасил. Потом узнавал, гражданами каких стран мы являемся — в театральном вузе очень интернациональная тусовка», — делится Ирина своими воспоминаниями.

Мужчина выделил из аудитории девушку, которая была гражданкой США, и стал задавать ей вопросы вроде: «Ну, вот скажи честно, в Америке же тоже не все так замечательно?»

«Девочка отвечала ему совершенно спокойно: “Да, как и в любом государстве, там есть свои минусы и плюсы”. Долго он от нее не мог отстать. В итоге, я не выдержала и вышла из аудитории прямо посреди его пламенной речи. Я была первой, кто это сделал. Как выяснилось, потом за мной вышли еще человек 15», — рассказала Ирина.

Подобные сцены демонстрируют усилия Кремля, направленные на то, чтобы заполнить общественное пространство патриотическим спектаклем. Но сопротивление не исчезает, часто существуя в негласных формах. Студенты высмеивают официальные лозунги в своих группах в Телеграме, музыканты намекают на несогласие текстами песен, а некоторые молодые люди просто отказываются участвовать в постановочном размахивании флагами или школьных собраниях.

Такие небольшие акции не лишены риска: россиян штрафовали за перепосты мемов и задерживали за чистый лист бумаги в руках. По сообщениям Amnesty International, студентов отчисляли за высказывание антивоенных взглядов. Но на фоне существующей угрозы многие сопротивляются, стараясь не привлекать внимания.

Разрыв поколений

Несмотря на размах пропагандистской машины, опросы свидетельствуют, что она не способна полностью завладеть умами молодых россиян.

Опрос «Левада-центра» в конце 2024 года показал, что половина респондентов в возрасте от 18 до 24 лет считали, что вторжение следовало остановить до того, как оно началось. Лишь 31% опрошенных говорили, что разрешили бы его продолжать.

«Среди моих знакомых нет таких, что “переметнулись” или “одумались”. Все остаются при своих мнениях», — убеждена Соня.

У Ирины смешанные ощущения: «К сожалению, среди моих друзей, однокурсников и сверстников есть люди, которые придерживаются официальной линии, но их не так много».

По данным независимого проекта Russian Field, в начале 2025 года почти половина россиян 18-29 лет говорили, что большинство их сверстников не поддерживали войну. И только 35% полагали, что в их кругах вторжение одобряли.

Россияне старшего возраста, особенно в провинции, чаще видят в войне патриотический долг. Более молодые россияне, живущие в городах и зачастую теснее связанные с окружающим миром, смотрят на это иначе. Но война продолжается, и скептицизм молодежи может стать одной из сил, способных повлиять на то, что будет дальше.