Галина Корол | 2025-10-31

Александр Веренготов помнит смех. Украинские пленные звали на помощь, находясь внутри горящего барака, а российские охранники стояли за ограждением, курили и наблюдали.

«Парни корчились от боли, кричали, молили о помощи, но администрация лагеря стояла за забором. Они курили, смеялись.. Им было весело», — рассказывает Веренготов «Контуру» о той ночи, когда в Оленовской колонии, где российские оккупанты незаконно держали украинцев, вспыхнул пожар.

Веренготов своими глазами увидел этот ад. «Мне потом говорили: “Наверное, ты в скафандре родился”», — вспоминает он.

Гражданские активисты сегодня фиксируют свидетельства тех, кто, как и Веренготов, выжили в Оленовке, чтобы привлечь Россию к ответственности за то, что правозащитники называют одним из самых жестоких военных преступлений.

Жизнь до и после

Александр родился в украинском городе Бердянске, что в Запорожской области. Свой выбор — кто он и в какой стране живет — Веренготов сделал еще в первом классе.

«Я говорю, ну, я же украинец, в Украине живу, значит, пойду в украинский», — цитирует он свой ответ матери, когда та привела его в школу и предложила выбрать класс.

Когда началась война на Донбассе, Александр уволился с работы на заводе и добровольно пошел в армию. В 2018 году перевелся в полк «Азов», где прослужил три года, а потом вернулся к гражданской жизни.

В начале российского полномасштабного вторжения Веренготов вернулся в Мариуполь к своим боевым товарищам. Его жена, по словам Александра, полностью поддержала это решение.

Эта дорога привела Веренготова к «Азовстали», а оттуда — в Оленовку. Он был в числе защитников Мариуполя, которые в мае 2022 года сдались в плен по приказу высшего командования.

«И даже сейчас, зная, что я бы такое пережил, что я бы чуть не умер, я бы все равно поехал, — уверяет он. — Я люблю свою страну. Я люблю, все, что у нас происходит».

В Оленовке всех азовцев, включая Александра, изначально держали отдельно от остальных пленных.

27 июля администрация колонии пришла со списком, в котором было 200 имен, и все они принадлежали бойцам «Азова».

По мнению Александра, набор имен в списке был «рандомным», без какого-либо логичного объяснения.

Надзиратели приказали пленным собирать вещи, объяснив это переводом в другой барак, где условия якобы лучше. На деле «условий никаких не было. Это был просто огромный ангар на промзоне», говорит он.

Накануне нападения, 28 июля, Александр заметил странные приготовления. Администрация не только укрепляла на улице колючую проволоку, но и привела в ангар рабочего, который «ковырялся возле электрощитовых».

Все в огне

Веренготов заснул около 23:00. Проснулся от первого взрыва, но не сразу понял, что происходит.

«Я просыпаюсь просто от какого-то очень мощного взрыва. Открыл глаза: пыль, шуршание какое-то. Ну, ладно, мы, в принципе, к этому уже привыкли. Я снова закрываю глаза, как-то меня вырубило», — вспоминает он.

Второй взрыв был другим. Александр проснулся, потому что все горело. На нем плавился спальник, дым заполнял легкие, крики прорезали тьму.

Веренготов лежал на втором ярусе. Путь к выходу был завален обломками коек и частями тел его побратимов. Пытаясь пробраться, он почувствовал «невыносимую боль» в груди и увидел кровь.

Он не мог ни выпрямиться, ни согнуться.

«Очень больно было... Я уже не помню, кто вытащил меня на улицу», — продолжает он.

«Стометровка смерти» и никакой помощи

Выбравшись, Александр оказался на аллее, которую выжившие потом назовут «стометровкой смерти».

«Там были ворота — выезд из этой промзоны. То есть они были закрыты. Все россияне были за этими воротами», — сказал он.

«Ребята, которые выбрались из ангара первыми, прибежали к этим воротам, просили о помощи, об эвакуации. Охранники начали стрелять в воздух, чтобы ребята отошли от забора, потому что [охранники] “сейчас всех их положат”».

Раненых и тех, кто мог передвигаться, собирали сами пленные.

«Те, кто могли сами ходить, крутили “ремни” из футболок, чтобы перевязать руки и ноги тем, у кого были видимые кровотечения». Администрация в это время стояла за забором, наблюдая и смеясь.

Позже пришли пленные медики из других бараков с минимальным комплектом, «которого на всех, конечно, не хватило». Эти медики сортировали раненых и «писали номер очереди для загрузки» на эвакуацию.

Александр, сам раненый, наблюдал за агонией вокруг.

«Парни [раненные в бараке] умирали прямо на моих глазах в муках, — рассказывает он, вспоминая, как тогда бесконечно тянулось время. — Сижу и у меня такие мысли: думаю, блин, сейчас, значит, и мое время уже скоро придет… А я весь в крови, блин, полностью».

Многие, по мнению Веренготова, погибли из-за бездействия охраны и отсутствия помощи.

Как позже удалось узнать правозащитникам из «Медийной инициативы за права человека», в ту ночь погибли 54 украинских военных, еще 129 получили ранения.

Эвакуация шла очень медленно на обычном бортовом КАМАЗе в соответствии со списками и тяжестью ранений.

«Если бы два парня, которые были передо мной на эвакуацию, не погибли, то тогда,.. ну, я бы точно не доехал. Я бы не попал в этот [первый] КАМАЗ», — уверен Александр.

Во время перевозки многим становилось хуже.

«Несколько ребят не доехали даже половину пути — уже были мертвы. Один парень у меня на руках лежал, с пробитой головой, у него такая большая дыра была в голове, что мозг, наверное, видно было. Он истек кровью у меня на руках», — продолжает он.

Ирония судьбы

На «стометровке смерти» оборвалась жизнь и солдата Алексея Кисилишина, позывной «Лев».

«У Алексея были перебиты ноги, черепно-мозговая травма.. Он умер от потери крови», — рассказывает «Контуру» отец солдата, Александр, позывной «Сармат».

Отец и сын вместе прошли оборону Мариуполя и попали в плен. До 27 июля они находились в одном бараке.

«27 июля меня утром перевели в Донецкое СИЗО, — вспоминает Александр. — Сначала в прокуратуру, потом в изолятор временного содержания».

О взрыве в Оленовке он узнал от конвоиров. Но правду о том, что произошло, никто тогда не рассказал.

«Утром 29-го из ИВС Донецка меня перевозили в СИЗО. И эти конвоиры смеялись и говорили: “Вы нам должны, там ваши обстреляли Оленовку, много ваших погибло. Вам повезло, иначе вы бы тоже там были. Море трупов”. Но какой барак, кто погиб — мы не знали», — пересказывает Кисилишин тот разговор.

О гибели сына он узнал позже, когда встретил в плену товарища.

«Алексею 25 июля исполнилось 26 лет. В ночь с 28 на 29 июля он погиб», — говорит отец.

Тело Алексея оккупанты вернули на подконтрольную Украине территорию в августе 2022.

«Мама Алексея тогда была за границей, я — в плену. Некому было сдать ДНК. Тело лежало и ждало, пока кто-то из родных объявится. Я вышел [из плена] в сентябре [2022 года], сдал анализ. Перед Новым годом мне подтвердили совпадение. И в феврале мы его похоронили», — говорит Александр Кисилишин.

«По иронии судьбы погиб [Алексей] в Оленовке Донецкой области, а похоронен в Оленовке Черниговской», — добавляет он.

Сломанная система

Истории Александра Веренготова, семьи Кисилишиных и других жертв — это не просто воспоминания о трагедии, а фундамент будущего правосудия. Их свидетельства уже стали частью масштабного процесса документирования.

В середине сентября неправительственная организация «Медийная инициатива за права человека» представила в Киеве книгу «Оленовка. Преступление. Память. Сломанная система» . Ее цель — не просто увековечить погибших, но собрать и зафиксировать доказательную базу для будущего переходного правосудия.

«Все понимали, насколько важно зафиксировать правду», — сказала «Контуру» Мария Климик, руководитель департамента по защите прав военнослужащих и членов их семей «Медийной инициативы за права человека».

В книге впервые подробно описаны моменты эвакуации и оказания медпомощи, как это видели выжившие, а также представлены новые детали следствия.

По словам Климик, в ней также объясняется, «почему до сих пор нет окончательных результатов и почему миссия ООН, которая должна была работать в 2022 году, так и не начала свою работу».

По мнению авторов, теракт в Оленовке продемонстрировал неэффективность существующей системы международного гуманитарного права в деле защиты военнопленных.

«Плен имеет только одну цель — отстранить человека от участия в боевых действиях», — цитирует «Укринформ» председателя «Медийной инициативы за права человека» и соавтора книги Татьяну Катриченко.

«Но бесчеловечные условия, пытки, показательные суды и казни не имеют с этим ничего общего. Россия системно и цинично эти правила разрушает».

К настоящему моменту Россия не расследовала это массовое убийство и не понесла ответственности за преступление. Украинские юристы уже представили доказательства в Международный уголовный суд. Они решительно настроены не допустить, чтобы мир забыл про Оленовку.