AFP | 2025-03-14

ВАРШАВА -- Спустя три года после вторжения России Ольга Шейко все еще ощущает постоянную тревогу. Это характерно для многих украинских женщин, бежавших от войны в Польшу.

За первый год после отъезда из страны Ольга набрала 25 кг. Она объясняет это нагрузкой на психику, связанной с войной.

«К стрессу мы все привыкли, но физические ресурсы не безграничны», — говорит 42-летняя Шейко в интервью AFP. Эта беседа состоялась в Варшаве, ставшей для Ольги новым домом.

Хотя пошел уже четвертый год войны, Шейко не перестала постоянно следить за новостями, опасаясь за свою семью и друзей в Киеве, Одессе и родном Запорожье.

Обстрелы и разрушения теперь добрались до каждого города в Украине, «и ты не знаешь, что случится завтра».

«Из-за этих мыслей здесь трудно жить: ты не можешь расслабиться и чувствовать себя, как поляки. Потому что мы живем в ожидании плохих новостей», — сказала она.

«Энергию мне давала злость»

Из 900 000 украинских беженцев, живущих сегодня в Польше , 90% — это женщины и дети.

Состояние их психологического здоровья отличается в зависимости от их опыта, способности приспособиться к новой среде, а также откуда они.

Многие из беженцев до сих пор в шоке и только начинают осознавать свое состояние.

«В начале войны острый стресс был сильнее», — считает психотерапевт Татьяна Моисеева. Она ведет семинары психологической поддержки в Варшаве.

Поскольку война зпродолжается, женщины сражаются с подавленной «накопленной усталостью».

«Это коварная штука: она крайне психологически выматывает. И это ведет к психологическим проблемам и заболеваниям», — объясняет Моисеева.

Во время семинаров участники садятся в круг и делятся своими чувствами — это упражнение часто позволяет выплеснуть накопившиеся слезы.

Татьяна рассказывает, что многие беженки, с которыми она работает, прибегли к антидепрессантам, чтобы справиться с последствиями подавленных травм. Одна из них — 23-летняя Диана Сазонова из Киева.

Раньше она страдала от тяжелой депрессии. Начавшаяся война привела к рецидиву.

«У меня появились мысли о самоубийстве», — призналась Сазонова AFP.

Она планировала вернуться в Украину , но помешала тревожность, спровоцировавшая страх, который выбил Диану из колеи, когда она последний раз навещала относительно безопасную западную часть страны.

«Мне казалось, что меня убьет ракета. Прямо здесь и сейчас», — вспоминает она.

37-летняя Ольга Полиовничная бежала из Киева с трехлетним сыном.

Теперь она живет в уютной двухкомнатной квартире и удаленно работает в украинском рекламном агентстве.

Путь к стабильности был трудным.

«Энергию мне давала злость, но год спустя я уже не могла», — говорит Полиовничная, родом из Херсона.

«Я поняла, что нужно что-то делать с собой. У меня ребенок, который берет с меня пример».

Она сказала, что чувствовала вину и стыд: когда жители Украины страдают, ее дела в это время шли лучше.

Когда острый стресс прошел, следом за ним появилась депрессия.

«Я хотела, чтобы мне помогли, но мне некому было поплакать. Я оказывалась на уровне своего сына: он плачет, и я тоже хочу плакать, лежать на полу и бить себя по ногам. И вот тогда я пошла к психологу».

«Два окна»

Марина Мазурак, координатор Украинского женского клуба в Варшаве, сказала, что «всегда есть спрос на психологическую поддержку » среди беженцев.

«Почти все женщины одновременно живут в двух местах», — говорит она.

«Это как открыть два окна на экране компьютера: здесь Украина, а здесь Польша, и очень трудно это все соединить между собой», — добавила Мазурак.

Ее клуб ведет занятия почти ежедневно, и свободные места заполняются буквально за считаные минуты после объявления.

«Арт-терапия, рукоделия, физические заянятия — все это направлено на помощь в эмоциональном и психологическом саморегулировании», — сказала она.

Особенно сблизились женщины, которые каждую неделю собираются вместе, чтобы плести маскировочные сети для армии.

В прошлом году эти волонтеры вместе отмечали Рождество.

Шейко кажется, что у всех украинских беженок есть что-то общее: «Мы все испытали потери — мира, работы, семьи».

По ее словам, праздники и открытия выставок в свое время наполняли ее жизнь смыслом, но «они перестали что-то значить».

«Теперь важно только, чтобы была еда, связь с семьей и крыша над головой».